俄語童話：Пятеро из одного стручка

В стручке сидело пять горошин； сами они были зеленые， стручок тоже зеленый， ну， они и думали， что и весь мир зеленый； так и должно было быть！ Стручок рос， росли и горошины； они приноравливались к помещению и сидели все в ряд. Солнышко освещало и пригревало стручок， дождик поливал его， и он делался все чище， прозрачнее； горошинам было хорошо и уютно， светло днем и темно ночью， как и следует. Они все росли да росли и все больше и больше думали， сидя в стручке， - что-нибудь да надо же было делать！

　　- Век， что ли， сидеть нам тут？ - говорили они. - Как бы нам не зачерстветь от такого сидения！…… А сдается нам， есть что-то и за нашим стручком！ Уж такое у нас предчувствие！

　　Прошло несколько недель； горошины пожелтели， стручок тоже пожелтел.

　　- Весь мир желтеет！ - сказали они， и кто ж бы им помешал говорить так？

　　Вдруг они почувствовали сильный толчок： стручок был сорван человеческой рукой и сунут в карман， к другим стручкам.

　　- Ну， вот теперь скоро нас выпустят на волю！ - сказали горошины и стали ждать.

　　- А хотелось бы мне знать， кто из нас пойдет дальше всех！ - сказала самая маленькая. - Впрочем， скоро увидим！

　　- Будь что будет！ - сказала самая большая.

　　- Крак！ - стручок лопнул， и все пять горошин выкатились на яркое солнце. Они лежали на детской ладони； маленький мальчик разглядывал их и говорил， что они как раз пригодятся ему для стрельбы из бузинной трубочки. И вот одна горошина уже очутилась в трубочке， мальчик дунул， и она вылетела.

　　- Лечу， лечу， куда хочу！ Лови， кто может！ - закричала она， и след ее простыл.

　　- А я полечу прямо на солнце； вот настоящий-то стручок！ Как раз по мне！ - сказала другая. Простыл и ее след.

　　- А мы куда придем， там и заснем！ - сказали две следующие. - Но мы таки до чего-нибудь докатимся！ - Они и правда прокатились по полу， прежде чем попасть в бузинную трубочку， но все-таки попали в нее. - Мы дальше всех пойдем！

　　- Будь что будет！ - сказала последняя， взлетела кверху， попала на старую деревянную крышу и закатилась в щель как раз под окошком чердачной каморки.

　　В щели был мох и рыхлая земля， мох укрыл горошину； так она и осталась там， скрытая， но не забытая господом богом.

　　- Будь что будет！ - говорила она.

　　А в каморке жила бедная женщина. Она ходила на поденную работу： чистила печи， пилила дрова， словом исполняла всякую тяжелую работу； сил у нее было довольно， охоты работать тоже не занимать стать， но из нужды она все-таки не выбивалась！ Дома оставалась у нее ее единственная дочка， подросток. Она была такая худенькая， тщедушная； целый год уж лежала в постели： не жила и не умирала.

　　- Она уйдет к сестренке， - говорила мать. - У меня ведь их две было. Тяжеленько было мне кормить двоих； ну， вот господь бог и поделил со мною заботу， взял одну к себе！ Другую-то мне хотелось бы сохранить， да он， видно， не хочет разлучать сестер！

　　Но больная девочка все не умирала； терпеливо， смирно лежала она день-деньской в постели， пока мать была на работе.

　　Дело было весною， рано утром， перед самым уходом матери на работу. Солнышко светило через маленькое окошечко прямо на пол， и больная девочка посмотрела в оконце.

　　- Что это там зеленеет за окном？ Так и колышется от ветра！

　　Мать подошла к окну и приотворила его.

　　- Ишь ты！ - сказала она. - Да это горошинка пустила ростки！ И как она пошла сюда в щель？ Ну， вот у тебя теперь будет свой садик！

　　Придвинув кроватку поближе к окну， чтобы девочка могла полюбоваться зеленым ростком， мать ушла на работу.

　　- Мама， я думаю， что поправлюсь！ - сказала девочка вечером. - Солнышко сегодня так пригрело меня. Горошинка， видишь， как славно растет на солнышке？ Я тоже поправлюсь， начну вставать и выйду на солнышко.

　　- Дай-то бог！ - сказала мать， но не верила， что это сбудется.

　　Однако она подперла зеленый росток， подбодривший девочку， небольшою палочкой， чтобы он не сломался от ветра； потом взяла тоненькую веревочку и один конец ее прикрепила к крыше， а другой привязала к верхнему краю оконной рамы. За эту веревочку побеги горошины могли цепляться， когда станут подрастать. Так и вышло： побеги заметно росли и ползли вверх по веревочке.

　　- Смотри-ка， да она скоро зацветет！ - сказала женщина однажды утром и с этой минуты тоже стала надеяться и верить， что больная девочка ее поправится.

　　Ей припомнилось， что девочка в последнее время говорила как будто живее， по утрам сама приподнималась на постели и долго сидела， любуясь своим садиком， где росла одна-единственная горошина， а как блестели при этом ее глазки！ Через неделю больная в первый раз встала с постели на целый час. Как счастлива она была посидеть на солнышке！ Окошко было отворено， а за окном покачивался распустившийся бело-розовый цветок. Девочка высунулась в окошко и нежно поцеловала тонкие лепестки. День этот был для нее настоящим праздником.

　　- Господь сам посадил и взрастил цветочек， чтобы ободрить и порадовать тебя， милое дитятко， да и меня тоже！ - сказала счастливая мать и улыбнулась цветочку， как ангелу небесному.

　　Ну， а другие-то горошины？ Та， что летела， куда хотела， - лови， дескать， кто может， - попала в водосточный желоб， а оттуда в голубиный зоб и лежала там， как Иона во чреве кита. Две ленивицы ушли не дальше - их тоже проглотили голуби， значит и они принесли немалую пользу. А четвертая， что собиралась залететь на солнце， упала в канаву и пролежала несколько недель в затхлой воде， пока не разбухла.

　　- Как я славно раздобрела！ - говорила горошина. - Право， я скоро лопну， а уж большего， я думаю， не сумела достичь ни одна горошина. Я самая замечательная из всех пяти！

　　Канава была с нею вполне согласна.

　　А у окна， выходившего на крышу， стояла девочка с сияющими глазами， румяная и здоровая； она сложила руки и благодарила бога за цветочек гороха.

　　- А я все-таки стою за мою горошину！ - сказала канава.